Сергей Калашников - Узелок [СИ]

Домой они вернулись утром понедельника и успели до начала уроков забежать по домам и переодеться.

Всю следующую неделю он после школы рыскал по городу, обшаривая кружки и секции. И нашел. На старом заводе в обветшавшем спортзальчике нашлись следы захиревшей секции прыжков на батуте. Ее уже давно никто не посещал, но оборудование сохранилось, хотя и расхлябанное. Бутылка самогона и баночка маринованных огурчиков были обменяны на ключ, и Воха принялся за ремонт снарядов. Дело усугублялось тем, что в зале не было электричества. Вернее, оно оказалось отключено. Приходилось управляться засветло.

Так или иначе, вскоре в его распоряжении, кроме батута, оказался лопинг - переворотные качели, колесо с двумя плоскостями вращения и крутящееся кресло. И он приступил. Первое время не обошлось без травм. Но он был осторожен и отделался легко. А через месяц у него получалось практически все. Его вестибулярный аппарат выдерживал любые смены положения тела, и он уверенно сохранял ориентацию независимо от силы и направления перегрузки.

И тогда он приступил к тренировкам в темноте. Закрепив на стенах и потолке несколько самодельных масляных светильничков, изображающих основные ориентиры звездного неба, он сначала крутился в колесе, потом - на качелях и, наконец, кувыркался на батуте, не видя ничего, кроме светящихся точек в отдалении. Рискованно, конечно. Но его буквально заело ощущение беспомощности, которое он испытывал каждый раз, как Наташа начинала чехарду со своими коллегами.

Ночные занятия с проектором не прекратил. Однако теперь основное внимание уделил вопросам навигации, устройству космических кораблей и систем управления. И к изучению языка улеян. Вскоре стало ясно, почему Наташа так спокойно доверила ему управление кораблем и не возражала против выполнения весьма ответственных маневров.

Оказывается его, как и любого пилота, контролировала система безопасности, которая исключала рискованные действия. Вернее не исключала, а незаметно корректировала. Построенная на принципах нечеткой логики, то есть, оперируя понятиями типа: "побыстрее" и " потише", "побольше" и "поменьше" и так далее, - она послушно выполняла команды, не позволяя, тем не менее, превысить ту грань, где риск приводил к столкновению корабля с другими телами. А в свободном полете - исключала ускорения, в том числе и поперечные, более пяти "g" в любом направлении. Это делало маневры достаточно плавными.

В результате полет космического корабля приобретал характерные черты полета самолета в атмосфере: повороты делались не резко, а по дуге. При этом и смена ориентиров происходила постепенно, что позволяло пилоту сохранять ориентацию. Правда, с непривычки, даже эта постепенность вызывала у Вохи мельтешение в глазах.

За пару недель до зимних каникул, когда у Наташи были следующие тренировочные полеты, на которые она его снова пригласила, он решил задать ей несколько вопросов. Конечно, кое о чем можно было догадаться, но лучше знать наверняка.

- Зачем на ваших кораблях стоит вооружение? - спросил он по дороге от школы к ее дому.

Она заметно вздрогнула от неожиданности и уставилась на него с неподдельным интересом.

- Коротко не расскажешь. - Она явно была в затруднении. - Впрочем, можно и коротко. Улеяне воюют с другой цивилизацией, тунцианами. И все, кто работает в космосе, обязательно вооружены и проходят военное обучение.

- Тунциане, это для землян. А вы их как называете? - Воха перешел на ее язык.

- Таюты, - ответила она машинально. - Слушай, как ты узнал? Ведь в твоем проекторе нет никакой информации о вооружении. И с тех кораблей, на которых мы летали, оружие было снято.

Воха только хмыкнул себе под нос.

- Знаешь, очень трудно догадаться о назначении корабля, который не несет в себе ничего, кроме пилота и двигателя. И имеет странные, совершенно нефункциональные выступающие части.

- Ты неплохо выучил наш язык. Даже произношение сносное.

- Трудно читать показания приборов, если надписи воспринимаются не по смыслу, а просто как символы.

- Так ты не передумал лететь со мной на каникулы?

- Нет.

Дальше до самого Наташиного дома они молчали.

На этот раз Воха решительно отказался от роли гостя и от Наташиной опеки. Харчился вместе со всеми в корабельной столовой и подчинялся общему распорядку. После пары провозных полетов его выпустили самостоятельно и закрепили за ним собственный боевой корабль - атакующий истребитель. Эта машина понравилась ему значительно больше, чем истребитель прикрытия, на котором состоялся его первый вылет.

С полетами по маршруту и другими небоевыми задачами он справлялся успешно. Не так лихо, как другие, но и без особых проблем. Зато в учебных боях ему доставалось на орехи. За первые четыре дня его сбили пятьдесят раз. А сам он только три. По чистой случайности. Но дело быстро шло на поправку, и к концу каникул он был уже вполне на уровне. Знания у него были, физическая выносливость и способность к ориентации - тоже. И реакция не хуже, чем у других. Дело было за навыком, а это - наживное. В общем, договорился с командиром группы о еженедельных тренировках по выходным.

Секрет такого расположения к своей особе Воха понял, когда обнаружил в команде еще несколько землян. Он обратил внимание на их плохой улейский, и несколько раз слышал оброненные ими фразы по-английски, немецки, французски и еще на каких-то языках. Конечно, понять, что они говорят, он не мог, но само звучание речи было узнаваемо.

Все это - крепкие мужики лет за тридцать. Держались уверенно, и летали хорошо. Стало ясно, что для ведения войны улеянам нужны земляне. И, скорее всего, военные летчики. Во всяком случае, он так предположил.

На прямой вопрос Наташа ответила утвердительно. Это действительно наемники из числа военных пилотов. Оказалось, что это уже давненько практикуется. После соответствующей подготовки бывшие земные военные летчики воюют значительно эффективней, чем улеяне. Причем независимо от того - коренные, или потомки выходцев с Земли. Рассмотрев результаты учебных схваток с учетом этого фактора, Воха был вынужден с этим согласиться.

Так что научная экспедиция оказалась летающим вербовочным агентством и курсами переподготовки. По-хорошему, надо бы завязать с этим, вернутся домой и не соваться не в свое дело. Зачем ему чужая война? Но с другой стороны - отчаянное любопытство. И, опять же, самолюбие, или честолюбие, или гордость? Воха не знал, какое слово точнее. А главное - ему ужасно нравилось летать. Да и на войну его никто не звал. Во всяком случае, пока.